Я чаще всего вспоминаю Наши встречи после долгой разлуки... Вижу, мама, тебя, как сейчас. Знаю, что стоит только без стука, Гремя чемоданом в тесном нашем, Родном коридорчике, Протиснуться в дом, Как ты распахнёшь дверь кухни, Всплеснёшь руками, Охнешь, задохнёшься И вдруг помолодеешь, Словно затопит твои морщинки солнце... Никогда, ни у одного человека Я не видал на лице столько счастья сразу! А девичья твоя, живая, стройная фигурка В нехитром тёмном платье и клеёнчатом фартуке – Это же воплощение материнской любви... Я поставлю на пол чемодан, Подхвачу тебя под руки, Маленькую и невесомую, А ты, натыкаясь на мой нос, глаза, уши, Будешь целовать меня в исступлении И вдруг заплачешь... А потом, смеясь и вытирая слёзы, Будешь жадно, неотрывно смотреть на меня, Своего сына-бродягу, Точно я чудо небесное И вот-вот исчезнуть могу... Мама, милая, прости, что остывали Твои самые вкусные в мире борщи, Когда я пропадал по целым дням из дому, Не замечая твоей молчаливой ревности, Прости! Я не приезжал целый год, Да и писем моих – раз, два и обчёлся. Радиограммы по праздникам – Поздравляю, желаю – вот и все вести. А для тебя они были, я знаю, мама, Дороже праздников. Плавает в стакане чаинка, умывается кошка – И разглаживаются морщинки на лице твоём, И плывёт по нему мечта, И ты твердишь про себя: Будет сегодня весточка от сына, будет! И высматриваешь почтальона и ждёшь, Как ждут моряки полоски на горизонте После нескончаемо долгих недель в океане. Ты седеешь и ждёшь, ждёшь. И пробивается вокруг задумчивых глаз твоих Паутинка новых морщин. Прости меня, мама, прости!..
А когда привёл я невесту, Ты так торопливо поцеловала нас в щёки И отвернулась, прижав к лицу фартук. Я обнял тебя, поднял лицо твоё под подбородок И поцеловал поочерёдно мокрые глаза твои. И, глядя в их прозрачную аквамариновую глубину, Сказал: - Не глаза, мамуля, а Лигурийское море! - Какое море? – спросила ты чуть слышно. И я ответил: - Такое есть в Италии. Ты помнишь, Прошлой осенью я поздравлял тебя с юбилеем? Так вот радиограмму я слал тебе оттуда, Мы были на подходе к Генуе. Вода там, мамочка, Голубая-голубая и мокрая-премокрая. Ты рассмеялась, не вытирая слёз. Я взял в ладони голову твою, Совсем серебряную на висках: - Раз дождь и солнце, мама, – будет радуга.
Прости меня, родная, за все мои моря, прости! |
№ 25, январь 2011 >